Сегодня, 26 апреля, День участников ликвидации последствий радиационных аварий и катастроф. Напомним, что ровно 31 год назад произошла самая крупная в мире техногенная катастрофа – взрыв на четвёртом энергоблоке Чернобыльской АС.
Читайте новости и статьи в нашем ТГ-канале GorodKovrov. Подписывайтесь!
Последствия для экосистемы планеты были колоссальны: заражены реки, почвы, леса. Множество человеческих жертв.
Для устранения последствий в те роковые дни съезжались люди со всего Советского Союза. Большинство в добровольно-принудительном порядке. Никто из них доподлинно не знал, что такое радиация и как она действует на человеческий организм. Кто-то погибал сразу, а кто-то доживал остаток дней с дозой облучения, которая ничего хорошего дать не могла. И вот, сегодня мы пришли к тем самым забытым героям, чтобы вместе вспомнить трагедию тех дней.
… Невзрачная вывеска «союз Чернобыль России», железная дверь, а за ней те самые мужчины. Личные истории чернобыльцев начинались одинаково: «Прислали поездку с красной полосой, и я поехал на военные сборы. Сам не знаю, куда».
Владимир Геннадьевич Глушинков, водитель-химик.
… Он оказался в Чернобыле спустя полтора месяца после аварии. Занимался поливом улиц и мойкой техники.
— Мне было 25 лет. Дома остались жена и десятимесячная дочь. Военные сборы, на то время, были нормальной практикой. В автобус посадили человек сорок, и никто из нас не знал, куда мы едем. Колонна встала перед Горьким, мы закурили и кто-то сказал, что едем в Чернобыль. Народ запаниковал. Нас привезли в Золино, пригласили в актовый зал. На сцену вышел генерал с торжественной речью. Люди отвечали ему матерной бранью и выкриками: «Лучше бы в Афган!». В моё ведение выдали поливочный автомобиль. В части сформировали эшелон и мы двинулись в сторону Киева. Прибыли туда ночью. Я получил указания и поехал уже колонне, за рулём. В кабине я сидел один.
— Где-то на середине пути автомобиль заглох. Полез в карбюратор, почистил и завёл. Эшелон уже ушёл. Куда ехать – не известно. Начало расцветать. Повсюду были видны знаки «Радиация», я испугался. Мы учили в школе, что такое радиация, но доподлинно о ней никто не знал. Часов в 10 утра я подъехал к шлагбауму. Оказалось, свои. Нас поселили в палатках. У меня в подчинении было 8 человек. Мы убирали грунт, мыли сёла, работали на ПУСу (пункт специальной обработки).
Смысл ПУСа был в следующем: едет гражданская или военная машина.
— Перед нами стоят дозиметристы, замеряют технику. Если доза больше положенного, то мы поливали технику из брандспойта. Потом радиация замерялась снова. Если за три раза отмыть не удалось, то технику везли на могильник и просто оставляли там. В итоге получилось огромное поле брошенной техники…
— В деревнях, зачастую, оставались люди. Все молодые уехали, а старикам деваться было некуда. Однажды обработали один дом, а из него вышел дед с полной четвертью горилки и закуской. Рад нам, улыбается. Мы сели на поляну, выпили, а он не пьёт. Разлили по второй, опрокинули, и тут дед спрашивает: «Ребятки, как вы?» Отвечаем: «Нормально!» «Ну, значит вы живые? Хорошо», — хватает четверть и бегом в хату. В нашей полосе мы не привыкли к такому разнообразию фруктов. В окрестностях Чернобыля над головой нависали крупные яблоки, персики и прочие неведомые в то время фрукты. Нам запрещали их срывать, а мы боялись и жевали.
А вскоре прошёл слух, что сослуживцу удалили полжелудка. Тут-то у большинства и пропало желание питаться «дарами Чернобыля»…
— Если память не изменяет, при дозе 25 рентген тогда давали персональную пенсию. Но то ли не могли замерить, то ли не хотели. Дозу ставили, как трудочасы – брали норму и делили на всех. Судя по бумагам, я уехал оттуда с в 23.800 рентген… Награждений, как таковых не было. Дарили ценные подарки. Вот, мне подарили бритву. А ещё — два благодарственных письма от командиров.
GK: Во время работы давали медикаменты или вино?
— Когда приехал – у нас ничего такого не было. Были слухи, что первой смене давали водку, по 150 грамм на человека в сутки. Но из этого ничего хорошего не вышло. «Ванька, ты сегодня не пьёшь, я твою долю себе». Вместо одного стакана выпивали два. А работать надо. Из-за этого случались аварии…
Николай Николаевич Белозёр, бетонщик
— Я призывался из Таджикистана… В мои обязанности входило мешать бетон в миксере. Мы назывались «Комплексная экспедиция при институте им. Курчатова». Работал я на объекте «Укрытие», под саркофагом. Заливали бетоном помещения станции. Не плохо тогда зарабатывал, кстати. Основными средством защиты были лепестки (одноразовые респираторы). Наверное, помогали. Точно сказать не могу… После возвращения домой немного болела голова и тошнило, но это, вероятно, адаптация к климату. Других последствий не почувствовал. Спасибо нашему государству – я получил жилищный сертификат и купил квартиру. Очень здорово после комнаты в коммуналке.
Александр Анатольевич Токарев, военный
— В июле 1986 вызвали в строевую часть: «Не желаете ли съездить на юг?» Я согласился и поехал.
Жили в палатках в восьми километрах от АС. Я был командиром автовзвода (31 человек). Спрашивал ребят о том, как попали сюда. «Ночью приходил участковый с повесткой. Говорил взять еды на 3 дня и 30 рублей на всякий случай. Привели в военкомат. Стоит стол: посередине военком, справа милиционер, слева лесник (так в шутку, из-за схожей формы, называли работника прокуратуры). Отказываешься – уголовное дело». Во взводе был экскаваторщик. Он пытался соврать, что потерял права. «Не хочешь работать рычагами – будешь лопатой». Нам пообещали каждую неделю выдавать новую одежду, новую резину, аккумуляторы. Обманули. Мы регулярно стирали робу, а с запчастями постоянно были проблемы. Аккумуляторы и резину мы снимали с радиоактивной техники. Выбирали то, что меньше фонит. А что? Работать как-то надо…
— Одну машину я не пускал в зону. Сам ездил на ней в Киев. Однажды нас остановили и стали проверять. Навели дозиметр на сапоги – разувайся. Пришлось ехать босиком. Доехал до Киева – пошёл в магазин за вином. Если бы мне кто-нибудь сейчас сказал, что сегодня будут такие отношения с Украиной – не поверил бы. Дошёл до магазина, и одна женщина спросила, откуда мы? Сказал ей как есть. Она провела нас к задней двери и говорит продавщице: «Приехали наши спасители. Надо помочь». Нам два ящика распихали по рюкзакам на глазах у людей, которым давали по две бутылки в руки. Никто слова не сказал.
— Нам начмед сказал: если есть возможность – пейте! Правда, его потом заменили. Он говорил людям правду. Оказалось, что так было нельзя.
Комбат зачитывал приказ: на четвёртый энергоблок стержни скидывать. Нас одевали в свинцовую одежду и отправляли на работу. Находиться на крыше можно было лишь 3 минуты, до сигнала. Успел — не успел – убегаешь. По здоровью у меня 3я группа. Лежал во Владимире. В итоге мне сказали: «Радиация уже в костях. Зачем вы сюда ездите? Только тратите деньги».
Изначально, в обществе чернобыльцев было 258 человек. Сейчас на 116 меньше. У них остались воспоминания, награды и фотографии на стенах. Со слов чернобыльцев, почти все льготы убрали, а получить положенное санаторное лечение настолько проблематично, что им и вовсе пренебрегают.
Давайте в этот скорбный день скажем им огромное спасибо за то, что отдали своё здоровье, в обмен на наше!
Фотограф Игорь Селезнёв
